Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
Когда Клаус Эмиль Юлиус Фукс, получив строгое христианское воспитание, отрекся от религии, это, по-видимому, сыграло свою роль и сделало его более восприимчивым к обману и шпионским уловкам. Его отец был лютеранским проповедником, широко известным в Германии еще в начале века. Преподобный Эмиль Фукс имел высокопарные понятия о своих обязательствах перед богом и обществом и не пренебрегал созидательным развитием своих четверых детей. В его доме Долг, Религия, Братство, Интернационализм и Мир каждый день садились за обеденный стол вместе с остальной семьей.
Его дети — два мальчика и две девочки — воспитывались в условиях интеллектуальной теплицы; они многому учились, но, вероятно, это было не очень весело. Однако, когда в 1950 году Клаус Фукс решил представить свою подпольную деятельность и раннюю юность в наилучшем свете, он начал с неожиданного замечания о том, что провел счастливое детство. Казалось, ему было очень важно донести эту мысль, как будто в ней проявлялся какой-то его внутренний спор с самим собой. Нет никаких сомнений в том, что они с братом и сестрами росли в тени эгоистичного и властного отца.
На четверых детей было взвалено бремя — принимать дома и поддерживать за его пределами идеалистические и в отдельных случаях чрезвычайно непопулярные взгляды. Преподобный доктор Фукс был среди первых пасторов, которые вступили в социал-демократическую партию Германии. Задолго до Первой мировой войны он осудил Гогенцоллернов, как позднее осудил и Гитлера. Когда в 1911 году в провинциальном городке Рюссельсхайм возле Франкфурта родился его младший сын Клаус, лютеранский проповедник ездил по стране с группой людей, называвших себя религиозными социалистами. Он никогда не одобрял Первой мировой с ее подлодками, топившими беспомощные торговые корабли, и безжалостными «Большими Бертами»[11], громившими прекрасный Париж[12], и никто не мог переубедить его в этом, даже когда тяготы военного краха сделали пораженчество преступным в глазах соседей.
Когда солдаты отправлялись на войну, детям Фуксов запрещалось приветствовать их вместе со всеми остальными. Все четверо чувствовали себя изолированными от других детей, но Клаус ощущал это сильнее всех. Это был бледный, слабый мальчик с выпуклым лбом, неловкий в компании, интеллектуально заносчивый и физически неуклюжий. Когда другие мальчишки приставали к нему, вместо кулаков он пытался отмахнуться от них отцовскими догмами, но это не работало. Клаус никак не мог поверить, что его отец ошибается, ведь во всех мелких городках, в которых они жили, пастор пользовался большим уважением за свои моральные и интеллектуальные взгляды даже среди тех, кто с ним не соглашался. После войны в Германии сложилась настолько плачевная экономическая ситуация, что неустанный шум политических споров добрался и до начальных школ. Сыновья бывших солдат, для которых пацифизм Клауса был неприемлем, целыми сворами нападали на него. Как-то раз, по его собственным воспоминаниям о детстве, он проявил себя «очень храбро». По всей видимости, в школе праздновали годовщину создания Веймарской республики. Кое-кто из учеников выразил протест против празднования, надев имперские значки, а Клаус устроил контрпротест, надев республиканский значок, и этот значок с него сорвали. Хотя этот поступок не особенно впечатлил одноклассников Клауса, дома его оценили очень высоко.
В 1925 году политические течения в церкви привели преподобного доктора Фукса к отказу от лютеранства и переходу в квакерство. У Клауса, которому тогда было четырнадцать лет, начали возникать сомнения насчет того, что он позволяет собой распоряжаться. Он завидовал некоторым радикально настроенным мальчикам, которые давали отпор крепким маленьким националистам. Тем не менее он несколько лет спустя вступил в студенческое отделение социал-демократической партии в Лейпцигском университете, но сразу же вышел из нее, когда партия поддержала политику военно-морского перевооружения Германии, что вступило в конфликт с семейным пацифизмом Фуксов.
Когда его отца назначили профессором религиозных наук в педагогическом колледже в Киле, Клаус перевелся в Кильский университет. Там он снова вступил в социал-демократическую партию, но очень скоро вышел и предложил себя в качестве оратора громкого и растущего коммунистического союза молодежи (хотя и не стал сразу же вступать в него). Со смертью матери в 1931 году ушло ее тихое сдерживающее влияние. Трапезы в доме Фуксов стали проходить бурно, так как Клаус стал отвергать главенство отца в политике и в чем бы то ни было еще.
Вместе с другими социал-демократами бунтарями юный Фукс вступил в коммунистическую группу и завел опасную игру «братания» со студентами-нацистами, насчет которых были надежды привлечь их к левому движению по причине их «искренности». Именно в этот период обучения двуличию Клаус Фукс, по его же собственным словам, которыми он пытался приукрасить свою жизнь в 1950 году, начал разрабатывать свой метод, позволявший ему скрывать неприятные факты от самого себя. Он сказал, что разоблачил нескольких неонацистов, которые обсуждали с ним некоторые действия, но так их и не осуществили. Сначала Клаус терзался из-за собственной неразборчивости в средствах, но в конце концов решил, что политическая этика никак не связана с этикой личных отношений и их следует рассматривать раздельно. От этой позиции ему оставалось всего лишь несколько шагов до коммунистического убеждения, что в классовой борьбе дозволены все средства и что единственное допустимое применение буржуазной морали — это когда ее можно поставить на службу своим целям.
В то время когда лишь общий фронт с социал-демократами мог остановить Гитлера, коммунистическая партия Германии решила сосредоточить огонь своего гнева на социал-демократах. Она исходила из того фантастического допущения, что если Гитлер придет к власти, то его немедленно опрокинет или изгонит революция во главе с коммунистами. Фукс вступил в эту игру и с целью ослабить социал-демократическую партию, а потом вышел из нее под тем предлогом, что она ослабела, и вступил в коммунистическую партию.
На последнем курсе университета Фукс выказал значительные способности в экспериментальных и аналитических научных методах. Отказавшись от моральных ориентиров отца, он усвоил в высшей степени материалистическую философию. Затем во имя коммунистической партии он усвоил все низкопробнейшие принципы сталинской пропаганды исходя из веры и добрых дел. Он ничего не проверял, даже то утверждение коммунистов, что наука является одним из орудий классовой борьбы, что настоящий коммунист и в этой сфере должен быть солдатом среди солдат, что объективной истины не существует даже в лаборатории.
Что касается практической жизни, то Клаус нашел себе любовницу в партийных кругах, пока еще жил в родительском доме. Он одевался в таком стиле, который считал пролетарским, и в свободное время вел агитацию на улицах. Он возглавил партийную ячейку в университете, и оттуда его повысили до конспиративной работы. Как оказалось, это льстило его самолюбию (ведь он мог уверить себя, что умнее и важнее, чем думают окружающие), но изматывало нервы. Он выполнял секретные поручения для партии еще до того, как нацисты пришли к власти в 1933 году. Когда Рейхстаг заволокло клубами дыма и началась организованная охота на несогласных, молодой Фукс ехал на поезде на подпольный съезд студенческих лидеров в Берлине. Он ушел из дома и стал сожительствовать с любовницей. По словам Курта Зингера, писателя, который родился в Вене, а сейчас живет в США, — его последняя книга о шпионаже, опубликованная в 1951 году, называется «Тридцать величайших шпионок мира», — любовницу Клауса в партии звали Хильда Брандт, а Brandt по-немецки означает «огонь», хотя во время своей последующей подпольной деятельности в Европе и Америке она использовала также псевдонимы Хайсс и Кальт, что по-немецки значит «жаркий, горячий» и «холодный».
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
